Когда мы получаем травму, наш организм мобилизуется и запускает сложные процессы регенерации: повышается коагуляция посредством тромбоцитов, активизируются макрофаги для устранения бактерий и грязи, возникает кратковременное воспаление, восстанавливаются поврежденные ткани. Эта удивительная способность является естественной и автоматической; способ саморегуляции организма.
Точно так же, как мы страдаем от физических травм, мы страдаем от психологических травм: потерь или агрессии, которые наносят нам ущерб и ломают наши схемы мира или нас самих и оставляют нас ослабленными, дезориентированными, напуганными или конфликтными. Подобно детям, которые учатся ходить, мы обнаруживаем, что в мире есть острые углы, и, ударяясь о них, мы с болью обнаруживаем их и свои пределы. Жизнь и рост становятся путем обучения падать и обучению вставать снова. Жизнь - это учиться исцеляться.
Некоторые из этих эмоциональных ран вызваны травматическими, интенсивными, неожиданными и исключительными событиями: нападениями, серьезными угрозами или катастрофами. Но другие порождаются повседневными событиями: разногласиями, недостатками, конфликтами, потерями... Они присущи самому факту жизни, но даже в этом случае они могут быть очень болезненными. Поскольку они менее заметны, их, скорее всего, будут преуменьшать и игнорировать, и, таким образом, их долгосрочные эффекты будут замаскированы под ограничения, скованность или, казалось бы, несвязанные симптомы.
Когда мы страдаем от эмоциональной раны, наше тело также мобилизует свои ресурсы для ее исцеления. Но точно так же, как некоторые элементы могут препятствовать заживлению физических повреждений (истощение организма, накопление ран, недостаточное питание, отсутствие эластичности кожи и т. д.), существуют и другие факторы, влияющие на эмоциональное исцеление, и разные способы, которыми мы прерываем его.
Если это происходит, то в дополнение к острому повреждению, причиненному раной, происходит плохое заживление, хроническое последствие: психологическое развитие прерывается или отягощается этой плохо заживающей раной, которая бесполезно потребляет наши ресурсы и оставляет нас привязанными к прошлому.
Посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР) или расстройство адаптации являются двумя яркими примерами психологической травмы перед лицом эмоциональной травмы, но есть много других симптомов и более тонких способов с которыми мы остаемся не завершая ситуацию, вращаясь вокруг нее без возможности решить ее.
Что в первую очередь требует рана? Быть увиденной. Естественная потребность боли состоит в том, чтобы предупредить нас о том, что что-то не так, чтобы мы могли посмотреть на это, решить и, насколько это возможно, научиться избегать этого. Боль — это необходимый и здоровый тревожный сигнал: без боли нет внимания, а без внимания нет осознания.Перлз сказал: «У нас появилась фобия по отношению к боли и страданию. Мы избегаем всего, что не приносит удовольствия или радости. Поэтому мы отбрасываем любое разочарование, которое может быть болезненным, и пытаемся найти более короткий путь. И в результате — отсутствие роста».
Таким образом, мы устанавливаем три уровня защиты перед лицом боли:
Мы избегаем чувствовать. То, что мы называем в гештальт-десенсибилизация, — это способ стать анестезированными, и для этого мы становимся камнем или призраком. Мы можем напрячься, сжать челюсти, закрыть горло, напрячь грудь, идти вперед во что быто ни стало.. Мы также можем позволить боли пройти сквозь нас, не касаясь нас, едва дыша, паря над вещами, находиться в других мирах, удаляясь от нее. Что общего между камнем и призраком, так это то, что они оба мертвы. Немного умереть — один из способов избежать боли. Поскольку невозможно избирательно обезболить только одно переживание, онемение в конечном итоге влияет на остальные переживания и чувства. Человек эмоционально ослаблен, живет на пол газа. Таким образом мы уменьшаем свою осознанность и ресурсы в целом.
Или мы избегаем боль отвлекая себя, мы бежим очень быстро, чтобы она не догнала нас, делая слишком много вещей, слишком много думая или отводим взгляд. Некоторые люди становятся опытными спасателями, глядя на чужую боль, чтобы не вникать в свою.
Но иногда этого недостаточно, ведь боль все равно приходит. Вот мы и пытаемся приглушить ее, чтобы не замечать ни ее интенсивности, ни ее важности. «Ничего, само пройдет».
А иногда боль не проходит что бы мы не делали: так болит, что мы уже не можем от нее спрятаться. И по крайней мере, мы скрываем это от других: мы притворяемся, что все в порядке, мы держим боль в тайне, стыдясь ее и чувствуя себя изолированными от других.
Это ограничивающие невротические стратегии нужны нам чтобы чувствовать себя в безопасности. В конечном итоге избегая мы встречаемся с еще большим страданием: дополнительная боль, которая, как это ни парадоксально, состоит из напряжения держать боль под контролем, сохранять себя неизменными, в страхе, что этот якобы счастливый образ, который мы построили о себе, может быть разрушен.
Но что заставляет нас избегать боли? Зачем стыдиться того, что мне больно? Зачем игнорировать, скрывать?
Наша культура отрицает, что боль может иметь какое-либо значение, прививая нам с рождения идею о том, что боль — это плохо, а удовольствие — это хорошо. Важность, придаваемая производительности, подразумевает ценить то, что быстро: быстрая еда,, пластыри ускоряющие заживление мелких ран... мы хотим чтоб все было «уже сейча». Мы начинаем ценить легкое: прочтите книгу и повысьте самооценку, станьте лучшим любовником или разбогатейте, одним нажатием кнопки, просто позвонив, за один сеанс, таблетки для сна, для пробуждения, для веселья, для баланса, для… наслаждайтесь уборкой, накачай пресс во время просмотра телевизора.
Мы так же отрицаем ограничения: устраните свои морщины, свои седые волосы, свои симптомы, не выглядите на свой возраст. Я не стар, я чувствую себя молодым. Покупайте все, что хотите в кредит. В пределах досягаемости каждого. Таким образом, мы колеблемся между высокомерием фантазии и бессилием реальности, и нам сложно уделить время боли и дать ей место: с аспирином, через 5 минут как новый ... лучше предотвратить, принимать по одной каждый день. Это очень угнетает. Лучше смеяться, чем плакать. Неудивительно, что в этой культуре легкого, быстрого и приятного мы низвели боль до положения неудобного посетителя или прямого врага.
С другой стороны, поскольку боль культурно недостойна, когда я ее чувствую, я стараюсь не показывать себя ранимым или слабым; я стараюсь заботиться о себе сам и следовать той моде наших дней, которая поддерживает автономию, «сделай сам», которую мы построили, забыв о взаимосвязи с другими, полем, частью которого мы являемся, сообществом. Я справляюсь один и хвастаюсь этим перед тобой. Таким образом, я добавляю к боли одиночество, стыд и изолирую себя, раненого, от других.
Медицинская, психологическая и терапевтическая области не лишены этого греха. Боль патологизируют, рассматривают с недоверием, без разбора и преждевременно лечат, путают с депрессией, анализируют на предмет возможных сопутствующих патологий и лечат, как же иначе, чрезмерно индивидуально. Боль медикализована, психологизированна, индивидуализирована и, таким образом, отдаляется от того, чем она является: нормальным и исцеляющим процессом в определенном контексте.
Напротив, гештальт-терапия предполагает, что эмоциональная боль, как и физическая боль, имеет адаптивную функцию: она привлекает наше внимание к ране, чтобы мы могли ее вылечить. Это призыв приступить к работе: уйти в себя, позаботиться о себе, сосредоточиться на себе, попросить о помощи, уточнить, пересмотреть... и предлагает 2 способа сделать это:
Осознание. Найдите время, чтобы испытать боль, прислушайтесь к ней, посмотрите на нее внимательно, поймите ее.
Ответственность. Взяться за нее с осознанием ее происхождения. Понять и принять, что боль неизбежна, и мне нужно пройти через это. А также проанализировать как я заставляю себя страдать, и как я могу перестать это делать.
Отсюда исцеление происходит на 3-х неотделимых и одновременных уровнях.
Эмоциональный уровень. Рана причиняет мне боль, и если я могу ее почувствовать, она становится моим проводником: она принимает форму различных чувств (жалости, гнева, бессилия, страха, вины... различить их, распутать их и посмотреть, куда они меня ведут, не только для того, чтобы разрядить или преодолеть их, но и для того, чтобы быть новым светом, который поведет меня сквозь чувство нехватки к контакту с потребностью.
Социальный уровень. Хотя в определенные моменты рана предлагает нам уйти в себя, мы должны преодолеть навязанную нам культурой изоляцию, миф о самодостаточности, заставляющий нас «делать все в одиночку». Германн утверждает, что «основными переживаниями психологической травмы являются беспомощность и оторванность от других. Таким образом, выздоровление заключается в том, чтобы вернуть силы страдающему и создать новые связи. Восстановление может произойти только в контексте отношений; это не может происходить изолированно. В своих возобновленных связях с другими людьми я восстанавливаю психологические способности, которые были повреждены или искажены травмирующим опытом. Эти способности включают: доверие, автономию, инициативу, компетентность, идентичность и интимность. Так как они первоначально формировались в отношениях с другими людьми, они должны быть преобразованы в рамках отношений». Именно в столкновении с другими мы можем почтить рану, дать себе разрешение. Только в отношениях с другим мы можем исцелиться.
Смысловой уровень. Мы творцы смыслов. Цирульник утверждает, что травма предполагает два удара: «настоящий» — недостаток, утрата, агрессия, которую предполагает боль; второе — неумение вписать первое в свои схемы, понять его. Вот почему «Чтобы залечить первый удар, необходимо, чтобы мое тело и моя память смогли выполнить медленную работу по исцелению. А для смягчения страданий, вызванных вторым ударом, необходимо изменить представление о случившемся, необходимо, чтобы я был в состоянии изменить представление о своем несчастье перед глазами других». По мере того, как рана рушит наши планы, возникает необходимость строить новые; дайте голос и слова ране, найдите смысл, создайте новые и освобождающие нарративы.
Способствовать исцелению
Что мы можем сделать, чтобы облегчить этот естественный процесс исцеления? Нам нужно будет пройти по пройденным тропам, разобрать окопы, которые мы воздвигли, чтобы предотвратить процесс: прочувствовать боль, придать ей значение и восстановить ее смысл и социальное достоинство перед другими, также ранеными в молчании. Для этого будет необходимо:
Лечить рану: дать ей место, почувствовать ее, позволить ей быть. А для этого столкнуться с культурными и семейными устоями, интроекциями о боли.
Заботься о себе: накормить себя, отдохнуть, позволь себе быть в этом. Избавьтесь от продуктивного подхода, который заставляет нас делать, требовать, прогрессировать…
Позволить себе опираться на других, понять, что никто не исцеляется в одиночку.
Проверить и устранить препятствия на пути процесса, такие как обвинения и незавершенные дела. Спросите себя, как я могу вести хронику своей боли: как я связан с этой раной? Что это дает мне? Что будет, если я исцелюсь? С чем мне придется столкнуться?
Пережить боль и чувства, которые могут сопровождать. Имейте в виду, что без чувствования вы не можете исцелиться.
Интегрируйте: придайте ране больший и более действенный смысл. Примите это как незаконченную и бесполезно повторяющуюся ситуацию и включите ее в свою историю, чтобы она служила базой для того, что должно произойти.
Исцеление в терапии
Сам факт обращения к психотерапевту потенциально является желанием излечить рану, хотя иногда клиент не хочет погружаться глубоко, и не связывает происходящее с ним с фактом получения травмы. Одной из задач терапевта будет снова соединить то, что пациент диссоциировал: симптом с раной. Но это будет не интеллектуальная работа, не результатом интерпретации: это будет прислушивание к симптому, чтобы он привел к скрытой ране, изолированной от страдания.
Терапия — это, по сути, отношения, в которых боли предоставляется новое место, где ее можно почувствовать, на нее можно обратить внимание, боль обретает уважение и ее можно переименовать.
Эти задачи присущи терапии, если терапевт настроен на уважение, не патологизирует, не обвиняет, не проявляет нетерпения, не пытается решать без поддержки и транслирует это отношение пациенту. Оказываемая им поддержка позволит клиенту выйти за пределы страхов, препятствий и запретов, мешающих исцелению; он сможет научиться полагаться на другого и, таким образом, постепенно на себя, на свои собственные ресурсы и способности.
Задача устранения препятствий предполагает понимание отношения больного к ране. Иногда сохранение раны открытой дает что-то важное, что невозможно получить каким-либо другим способом, и необходимо выявить эту потребность и актуализировать ее. Это то, что мы называем вторичными выгодами:
Рана как способ почтить других (например, сын, который в своем страдании идет по стопам отца, всегда в депрессии) позволяет нам почувствовать, что мы принадлежим друг другу, что мы хорошие дети (или братья, или товарищи, или …
Рана как возмездие за вину (я заслуживаю всего, что со мной происходит) помогает нам почувствовать, что равновесие уравновешено, что «счеты сведены».
Рана как альтернатива одиночеству (в тех случаях, когда я в играх жертва/спаситель).
Рана как способ оставаться неподвижным перед лицом страха продолжать жить. Иногда отказ от боли может поставить нас перед проблемами, с которыми мы не чувствуем себя в состоянии справиться.
Рана как важный элемент идентификации. Она была в центре внимания человека так долго, что он уже не знает, кем бы он был без нее, и поддерживает ее как неотъемлемую часть своего существа.
Рана как место силы. Когда обида заставляет нас чувствовать себя лучше других, мы носим ее с гордостью и не хотим с ней расставаться.
Старая и хроническая рана имеет возрастную историю, которая требует проверки в контакте с терапевтом. Мы говорили это так много раз, что принимаем это как должное, но это всего лишь история. Диалог позволяет истории транслировать и раскрывать интроекты, устаревшие убеждения, архаичные предписания или детские представления о реальности.
Научиться у раны
Строго клинический подход к работе с ранами может привести к тому, что мы будем рассматривать процесс заживления как простое восстановление прежнего баланса: там, где есть повреждение, оно должно прекратиться и человек продолжит свою жизнь; снова быть счастливым, иметь энергию, связь, иметь проекты ... Это стремление к «нормальности» и ее «восстановлению» заставляет нас поздравлять тех, кто этого достигает: «он переделал свою жизнь», «он возвращается к тому, что было»… но такое отношение выдает страх, с которым мы проживаем боль, и уходит своими корнями в фантазию о мире без нее, в котором все «так, как должно быть».
Я считаю, что этот подход ограничен т.к здесь забывается важный ингредиент: боль учит обнаруживать новые пространства на которые мы не обращали внимания. Из более познавательного или духовного подхода расти - это исцеляться, но также исцеляться-значит расти. Речь идет не только о том, чтобы снова чувствовать себя хорошо, но и интегрировать свой внутренний рост который не произошел бы без боли. Этот подход не состоит из идеализации боли как единственного способа роста, что заставляет нас желать ее, но в обнаружении, когда приходит боль, она может вырастить нас. Точно так же, как в нашей коже существует пролиферация клеток, рост и трансформация тканей, которые будут покрывать и поглощать рану, образующую рубцы. Это первые разочарования, которые ребенок испытывает естественным образом (потому что мама иногда отсутствует, то жарко или холодно, возникший голод, ... те эмоции, которые начинают создание первых умственных представлений и формирование механизмов защиты. Если бы не было никакой боли разочарования, психологическое развитие не произошло бы, как мы его знаем. И, как и в раннем детстве, в оставшейся части жизни разочарования, которые причиняют нам вред, дают нам возможность продолжать выходить за рамки. После важной раны мы никогда не станем прежними, и эту возможность которую дает нам кризис: поранившись и ищелившись мы можем быть больше, чем раньше:
После падений мы стаем скромнее, осведомленнее о наших ограничениях и потребностях.
И, следовательно, больше понимания и сострадания к ограничениям других.
Находясь в контакте с нашим ограничением и потребностями, мы становимся более целостными. Мы получаем более реальную и урегулированную силу, менее фобическую и вымышленную. Мы растем, интегрируя боль, страх и трудности, вместо того, чтобы бежать от них. Наша сила и наше чувствование себя увеличиваются.
Рана готовит нас к следующим ранам. Оставив надежды на из жизнь без боли, мы можем справиться со следующей болью и разработать ресурсы для ее управления. И это в то же время увеличивает нашу способность наслаждаться тем, что есть сейчас.
Иногда рана способствует формированию целей и направлением жизни. Мы формируемся вокруг нее, мы понимаем себя через нее найдя ей смысл. И затем путь, который я изначально начинал, чтобы вылечить себя, в конечном итоге оказался самоцелью.